Автобиография Крэйга Беллами. Глава 8. На выход

Я не хотел, чтобы сезон заканчивался - я был в форме и хотел продолжать играть. Если бы я мог, то играл бы всё лето. Я получил некоторое продолжение [сезона], когда Марк Хьюз, новый менеджер сборной Уэльса, вызвал меня в команду на июньские товарищеские матчи против сборных Бразилии и Португалии.

Самую первую игру на новом стадионе «Миллениум» я пропустил - мартовской поражение со счётом 2:1 от сборной Финляндии, когда игрой заправлял Яри Литманен. Но Спарки позвал меня на тот матч, просто чтобы я мог почувствовать себя частью события, и для меня это много значило. В игре против Бразилии, в составе которой были Ривалдо и Кафу, я вышел на замену примерно на 20 минут. А потом со старта начал матч против Португалии в Чавесе, против звёзд вроде Луиша Фигу и Руи Кошты. Я усердно работал, чтобы достичь мечты выступать против таких великих талантов, как они.

Я отправился в отпуск на несколько недель, но не переставал тренироваться и не мог дождаться, когда начнётся новый сезон. И чем ближе он надвигался, тем больше телефонных звонков я получал. Звонков, которые сообщали мне об интересе со стороны других клубов. И я ещё даже не вернулся к предсезонной подготовке, когда получил звонок от агента, который сказал, что меня хочет подписать «Ньюкасл». Он спросил, хотел ли я отправиться туда. «Конечно, хотел бы», - ответил я.

Но перед началом сезона мне сказали, что «Уимблдон» предложил за меня три с половиной миллиона фунтов. Брайан Гамильтон позвал меня к себе и сказал, что оно было отклонено и что в переходе в «Уимблдон» не было ничего хорошего ни для меня, ни для «Норвича». Они только что вылетели, и не было похоже, что они готовы были предложить мне футбол Премьер-лиги. Кроме того, в «Норвиче» хотели больше, чем 3.5 миллиона.

Гамильтон был в курсе интереса со стороны «Ньюкасла». В то время боссом на «Сент Джеймс Парке» был Бобби Робсон, и они с нашим менеджером были друзьями со времён их связи в «Ипсвиче». «Норвич» ожидал предложения от «Ньюкасла», но «Ньюкасл» тормозил. Они хотели избавиться от Данкана Фергюсона и знали, что его хотел «Эвертон», а деньги с этой сделки им нужны были на меня.

Я чувствовал себя не в своей тарелке. Я был молодым парнем, который только залечил свои связки, и мне хотелось разрешить эту ситуацию. Я отыграл первый матч сезона против «Барнсли», а в следующий понедельник Гамильтон позвонил мне и спросил, где я нахожусь. Я ответил, что дома, на что он сообщил, что скоро будет у меня. Приехав, он начал неформальную беседу. Потом сказал, что «Норвич» принял 6-миллионное предложение от «Ковентри».

Он спросил у меня, что я хотел делать. Он сказал, что «Норвич» предложит мне новый контракт, хоть его условия и не будут сопоставимы с теми, что предложил «Ковентри». Тогда я был ещё наивным ребёнком, поэтому спросил его, почему они предлагают мне новый контракт, уже приняв предложение от другого клуба. Гамильтон был откровенен со мной: он сказал, что эти деньги были для них слишком большими, чтобы отказываться. Я думаю, они предлагали мне новый контракт, чтобы сохранить лицо перед болельщиками, а плохого парня сделать из меня.

Я сказал, что это нечестно. Гамильтон ответил, что это всего лишь политика. Я сказал ему, что не хочу переходить в «Ковентри», а он - что понимает это. Он также сказал, что знает, что я хотел перейти в «Ньюкасл», но в «Норвиче» до сих пор не получили предложения от них. К тому моменту я почти умолял его, просил, можем ли мы немного подождать появления бида от «Ньюкасла».

Он ответил, что это возможно. Но он также сказал, что «Норвич» предоставил «Ковентри» разрешение на ведение переговоров со мной и что менеджер Гордон Стракан и президент Брайан Ричардсон уже едут для разговора со мной. Он сказал мне пойти и послушать, что они скажут. Сказал, что на меня никто не давит и что если их предложение мне не понравится, мы можем подождать «Ньюкасл».

Я не знал, что мне делать. В клубе сказали, что Стракан и Ричардсон собирались встретиться со мной в месте под названием «Данстон Холл», деревенском отеле елизаветинского стиля в нескольких милях к югу от Норвича. Всё уже закрутилось; я чувствовал, что меня принуждают к чему-то. Я продолжал думать о том, что не хочу подписывать контракт с «Ковентри» - я хотел перейти в «Ньюкасл». Всё было не так, как я себе представлял.

Я чувствовал, что не могу отказаться от встречи, думал, что просто выслушаю их и уйду. В то время у меня ещё не было агента, но был финансовый советник по имени Джонатан, и я позвонил ему, чтобы спросить совета. Он нервничал так же, как и я, и не знал, что делать. Он всего лишь занимался моими финансовыми вопросами. Джо сказал, что сейчас же приедет туда, чтобы удостовериться, что меня не обдурят.

Я отправился в «Данстон Холл». Когда я ещё был в машине, зазвонил мой телефон - это был Бобби Робсон.

«Говори с ними сколько угодно, сынок», - сказал он, - «но ни в коем случае не подписывай контракт. Мы сделаем наше предложение в течение 24 часов».

Спустя пару минут телефон зазвонил снова. На этот раз это был Дэвид Стонхаус, исполнительный директор «Ньюкасла». Он сказал почти то же самое.

Я добрался до отеля, где Стракан и Ричардсон ждали меня. Стракан здорово говорил о футболе, о своей философии и планах на будущее. Он наступал. Он говорил, что «Ковентри» не были топ-командой Премьер-лиги, но они упорно работали. Сказал, что будет работать днями и ночами, чтобы помочь мне стать тем игроком, которым я хотел стать. Он по-настоящему впечатлил меня, но «Ковентри» как клуб - нет. Я был настроен на «Ньюкасл».

Затем начался беспорядок. В то время как я разговаривал с Страканом, вошёл Джо с Джоном Фэшану [бывший нигерийский футболист, телевизионный ведущий и популярная фигура того времени - прим.пер.]. От удивления у меня раскрылся рот. Я никогда не встречал его прежде и не имел представления, почему он так внезапно появился на переговорах о моём трансфере. Я отвёл Джо в сторону и спросил, что происходит. Выяснилось, что он общался с Фэшану на протяжении последних нескольких месяцев.

После того как я позвонил Джо сообщить, что еду на встречу в Данстон Холл, он позвонил Фэшану, чтобы спросить совета, и тот предложил свои услуги. Он сказал, что тоже пойдёт на встречу, чтобы убедиться, что меня не обманут, и предложил также взглянуть на контракт, пока мы находились в отеле. Джо не особо понимал, что ему делать, поэтому он принял это предложение.

После того как они ненадолго отошли, Стракан подошёл к тому месту, где сидели мы с Джо.

«Какое соглашение у вас с Джоном Фэшану?» - спросил он.

«Я понятия не имею», - ответил я.

«Знаешь, должно быть, он попросит деньги за всё это», - сказал Стракан. «Он может запросить процент».

Я не знал, было ли это правдой, но я посмотрел на лицо Джо, и его лицо побелело потому, что, я думаю, он осознал, насколько неудобная была ситуация. Он ушёл поговорить с Фэшану и оставил меня наедине со Страканом.

«Мне жаль. Это какое-то недоразумение, и я здесь ни при чём», - сказал я.

Мой мозг искал выход. Стракан был хорошим мужиком, и я не хотел выглядеть идиотом перед ним. Но всё это выглядело так по-детски. Я чувствовал себя виноватым и смущённым. Это был просто кошмар.

Стракан рассказал, что они предлагали мне - это были большие деньги. Они были впереди по этому показателю. «Ньюкасл» обещал мне пятилетний контракт с 12-тысячным недельным окладом. «Ковентри» предлагал 5-летний контракт с начальной недельной зарплатой в 18 тысяч фунтов, которая вырастала до 25 тысяч в последний год.

Это был большой скачок в моей зарплате, и Стракан с Ричардсоном выставили это в должном свете. Они знали, через что мне пришлось пройти со своей травмой связок, и понимали, как я беспокоился о своём будущем. Они подчеркнули, что если я подпишу контракт, мне уже никогда не придётся работать после футбола и моя семья будет обеспечена на всю жизнь. Они задевали меня за живое: ещё совсем недавно я боялся, что у меня вообще может не быть карьеры.

Они были убедительны. Я чувствовал себя подкошенным этим недоразумением с Фэшану, ощущал стресс. Мне хотелось сохранить своё лицо перед Страканом. Я чувствовал тяжесть в груди, так как я астматик. Мне прошлось бороться с собой, чтобы нормально дышать, ведь я был так напряжён. Напряжён и взволнован настолько, что сделал то, что все вокруг говорили мне не делать. Я сказал Стракану, что подпишу контракт. Мы пожали руки, и затем я поехал домой.

Я ощущал ужас от того, что сделал. Я просто не хотел переходить в «Ковентри» и не чувствовал себя комфортно. Я чувствовал, что с теми игроками, которые есть у «Ковентри», нам предстоит тяжёлый сезон. Они бы ожидали от меня, что я вытащу их оттуда, но я не был уверен, что могу это сделать. Я был вне игры долгое, долгое время и знал, что меня ожидают скачки то вверх, то вниз.

Я знал, что могу быть непостоянным и что временами мне будет необходим отдых. Я всё ещё не знал, как моё колено отреагирует на возвращение к постоянной игре, неделю за неделей. В «Ньюкасле» я был бы окружён очень хорошими игроками, и если бы понадобилось, у меня была бы возможность отдохнуть неделю. В «Ковентри» этого бы не случилось.

Я понимал, что в «Ковентри» я не только сразу же буду брошен в бой, но и все будут смотреть на меня. Им нужно было бы от меня 20 голов за сезон, или они бы вылетели. Я взглянул на их состав и понял, что это будет тяжёлая работа. Они продали Робби Кина в «Интер» и Гари Макаллистера - в «Ливерпуль», а это были важные игроки.

На следующий день Джо подобрал меня, и мы вернулись на тренировочную базу «Норвича», чтобы забрать мои бутсы. Там было немного людей, и я попрощался с парой резервистов и Стивом Фоули, который оказал на меня такое большое влияние и так сильно помог моей карьере. Когда мы уехали, я знал, что больше никогда не вернусь.

Было грустно. Рано или поздно я покинул бы «Норвич» и перешёл бы в клуб из Премьер-лиги. Но когда это случается, то застаёт тебя врасплох. Я был в клубе с 11-летнего возраста, усердно работал там, но не отрицал того факта, что я многим обязан этому клубу.

Им было тяжело со мной как с личностью. Они могли избавиться от меня ещё в те первые дни, когда я настолько скучал по дому, что почти умолял их вышвырнуть меня. Но они не сделали этого: они были другого сорта. Они воспитали меня как футболиста, научили пасовать и играть низом. Такова была их философия игры, такими они хотели выпускать молодых игроков, и я получал от этого пользу.

В «Норвиче» меня хорошо обучили игре, сформировали меня. Даже когда я был в молодёжной команде, мы играли в классики и делали другие вещи, который казались забавными, но которые, как выяснилось позже, опередили своё время. Как клуб они были открытыми к инновациям, и я купился на это. Это была хорошая база.

Но я знал, что как игрок я должен был развиваться и что для этого я должен был продвигаться в Премьер-лигу. Совсем недавно я оправился от серьёзной травмы, и я не знал, представится ли мне ещё такая возможность. Я всё ещё находился в затруднительном положении по отношении к «Ньюкаслу», но начинало казаться, что их предложение так и не поступит. Мне нужно было проявить терпение.

После того как мы покинули тренировочное поле «Норвича», я отправился в «Ковентри», как и обещал. Я всё ещё ощущал ужас где-то в желудке. Сделка, казалось, уже набрала ход, и я уже не мог всё это остановить. Снова позвонил Бобби Робсон. Он сказал, что их предложение на подходе, но я ответил, что пока оно на самом деле не поступит «Норвичу», я ничего не мог поделать. Он сказал, что перезвонит сразу, как только сможет.

Из-за этого разговора я стал чувствовать себя ещё хуже. Я не представлял, что мне делать. Я дал слово Стракану и не хотел давать задний ход. Но когда я припарковался у «Хайфилд Роуд» и вышел из машины, то некоторое время просто стоял. Я не хотел входить в эти двери, потому что знал, что оттуда уже не будет выхода. Так я стоял полчаса в ожидании звонка от Бобби Робсона, но мой телефон так и не звонил.

В конце концов, я вошёл внутрь. Я встретился с директорами, которые оказали мне тёплый приём, после чего я сел и подписал контракт. Даже в тот момент, когда я подписывал его, я думал «Что я делаю?», но жребий был брошен. Было слишком поздно идти на попятную. Потом меня отвели на тренировочную площадку, и моей первой мыслью было то, что она не так хороша, как в «Норвиче». Я поздоровался с игроками и потом поехал в отель «Хенли-ин-Арден», который стал моим домом на следующие несколько недель.

Когда я добрался до своего номера, то включил телефон. Для меня было сообщение, и я начал прослушивать его.

Оно было от Бобби Робсона.

«Привет, сынок», - говорил он. «Хорошие новости - наше предложение сделано».