Автобиография Крэйга Беллами. Глава 9. На дне

Я перешёл в «Ковентри» за четыре дня до начала сезона 2000/01. Мне не особенно нравилось всё то, что я видел, но тогда я подписал контракт не совсем с клубом — я подписал его с Гордоном Страканом. Я верил в него, но не верил в команду. Я смотрел на тренировки и понимал, что мы скорее будем где-то в зоне борьбы за выживание.

Мной и Дэвидом Томпсоном, многообещающим полузащитником из «Ливерпуля», они заменили Гари Макаллистера и Робби Кина. У них были и другие хорошие игроки, такие как Мустафа Хаджи, Юссеф Чиппо и мой старый приятель Джон Хартсон, которого они подписали по ходу сезона.

Но было множество других игроков, которые не справлялись с уровнем Премьер-лиги, и это прояснилось довольно скоро. Даже у Хаджи и Чиппо не получилось и близко подойти к своей форме прошлого сезона.

Испытываешь странное чувство, переходя в новый клуб. На тебя смотрят множество пар глаз, от тебя многого ждут. Я сразу мог сказать, что некоторые из игроков «Ковентри» были возмущены теми деньгами, которые я получал. Должно быть, некоторые из них смотрели на меня и думали, кто такой этот сопляк, что клуб заплатил за него столько денег. Но при этом они многого от меня ожидали потому, что если у них был хоть один шанс остаться в [в Премьер-лиге], им нужно было многое.

В день открытия сезона мы играли дома против «Мидлсбро», и матч был неудачным. На предматчевой разминке фанаты «Ковентри» оказали мне тёплый приём — они всегда хорошо ко мне относились. Там не было особого накала страстей, как в некоторых других клубах, за которые я играл. Те места не были футбольным сердцем из-за того, что поблизости было много других клубов из Мидленда.

Я хотел проявить себя перед ними. Я чувствовал возбуждение перед появлением в Премьер-лиге и собирался внести свой вклад сразу же. Но этого не случилось. Мне пришлось играть против Гари Паллистера, и хоть он и был ветераном на тот момент, он выдал отличную игру. Это была моя первая проба того качества игры, с которым мне нужно было справляться, если я хотел стать успешным на высоком уровне.

«Мидлсбро» только что подписали Алена Бокшича, отличного хорватского нападающего, из «Лацио», и будет справедливо, если я скажу, что он провёл свой дебют лучше, чем это сделал я. Он забил дважды, и они выиграли 3:1. Это был не лучший день для «Ковентри». Дэвид Томпсон отметился в свой дебютной игре тем, что был удалён с поля за 20 минут до конца.

Игры шли одна за другой. В следующую среду мы обыграли «Саутгемптон» 2:1, и я забил с пенальти в той игре — мой первый гол в Премьер-лиге. И на выходных я забил гол в победном для нас матче против «Манчестер Сити» (2:1) на «Мэйн Роуд». Я знаю, это звучит как будто бы я воспарил к небесам, но я понимал, что долго это продолжаться не может. Оно и не продолжилось: из следующих 13 игр мы выиграли всего одну и к середине декабря мы были глубоко в зоне вылета.

Первой игрой той полосы стал матч против «Ньюкасла» на «Хайфилд Роуд». С приближением игры я думал, что для меня всё могло бы быть совсем по-другому. Я всё ещё не мог выкинуть из головы те беседы с Бобби Робсоном. Мы проиграли 2:0, и после матча я наткнулся на сэра Бобби в туннеле. «Трудись упорно, сынок, — сказал он. — Всего тебе наилучшего». Я не мог перестать думать о том, что могло бы быть.

Мне с трудом удавалось адаптироваться к игре высокого уровня. Здесь футбол был быстрее. В Чемпионшипе нужно быть атлетичным, так как там сумбурный футбол, но в Премьер-лиге были более высокие требования к технике, и я заметил это сразу. Мне нужно было сосредотачиваться на том, чтобы принять мяч под правильным углом, иначе защитник прочитает пас и перехватит мяч.

Противостояние против Тони Адамса на «Хайбёри» стало школой, не то слово. Это было в середине сентября, в начале нашего пути ко дну таблицы, и в то время, когда я только начал понимать, насколько же умными были некоторые из моих оппонентов. Адамс был просто инопланетянином, был лучшим из тех, против кого я когда-либо играл.

Я думал, что знаю всё о нём, что смогу воспользоваться, прежде всего, его нехваткой скорости. Ну, возможно, я был впереди него по скорости самой по себе, но в плане футбольного ума он опережал меня на пять секунд. Я едва ли касался мяча: он отбирал всё. Он играл в одно касание вокруг меня, развлекаясь со мной, как со школьником. Он был на другом уровне.

За 27 минут до конца меня заменили. Думаю, Стракан пожалел меня. Когда я сел на скамейку, то сразу подумал о том, как много мне предстоит пройти перед тем, как я смогу соревноваться с игроками вроде Адамса. Он был очень силён и играл в отличной команде. А я проводил первый месяц в Премьер-лиге, и кривая необходимого обучения круто шла вверх.

Стракан отлично ко мне относился. У него было странное чувство юмора, и он иногда задевал игроков. Он мог быть и грубым. Когда он терял дружелюбие, было не слишком здорово. А иногда он принимал многое на свой счёт. Я слышал, как он говорил людям, что те больше никогда не сыграют за этот клуб, после каких-то споров.

Но в попытках улучшить меня он работал неустанно. Он говорил со мной о разных манёврах нападающего. Иногда я заранее двигался в направлении будущего паса, чтобы убежать от защитника и выскочить на мяч, когда его отправят за спину сопернику. Но Стракан сказал, что об этом мне стоит забыть.

«Просто крутись, — говорил он. — Если ты начинаешь двигаться раньше времени, защитник готов к тому, что ты будешь делать. Но если ты делаешь вид, что ничем не занят, а потом вдруг бросаешься за мячом, ты застаёшь его врасплох. Ты быстр и сможешь от него оторваться».

Из-за чувства неуверенности насчёт своей травмы иногда я просто бежал рядом с игроками вместо того, чтобы обогнать их. Подсознательно я боялся снова вылететь и испытать боль из-за того, как я думаю, что именно так получил травму первый раз. Стракан говорил мне доверять своей скорости, обгонять игроков, а не бежать вместе с ними. И он был прав. Если собираешься пройти кого-то, ему приходится идти в отбор и нарушать правила.

У Стракана всегда было полно советов и инструкций для меня. Он был очень хорошим тренером, но, к несчастью для него и для клуба, там не видели пользы от всех этих поучений. Хоть я сам её видел и чувствовал, что становлюсь лучшим игроком, чувствовал, что становлюсь более осведомлённым об игре. Но дело было в том, что в «Ковентри» не видели достаточно скорых результатов моего развития.

Сейчас я понимаю, что когда ты некоторое время находишься вне игры, очень тяжело сразу же заиграть на стабильном уровне. Мои движения стали другими, всё стало другим. Если вы когда-нибудь переносили подобные операции, то чувствовали то же самое. Я всё время проводил в качалке, потому что, чтобы быть конкурентоспособным на этом уровне, мне нужно было больше мышц. Чтобы я набрал вес, фитнес-тренеры без остановки запихивали в меня еду пачками, так что я приходил в порядок. Конечно, я всё ещё оставался немного дохлым парнем, хрупким для этого уровня.

Мы не были хорошей командой. В защите нам недоставало темпа, а в атаке — креатива. И у нас были игроки, которые просто плохо играли. Я был одним из них. Дело немного улучшились, когда мы подписали Хартса, и это вдохнуло в меня новую жизнь. Я чувствовал, что теперь наконец-то у меня в команде есть друг, который, я знал, всегда присматривал за мной одним глазком. Игроки вроде Пола Уильямса и Пола Телфера, которые играли в команде долгие годы, не скрывали того, что я не нравился им. Таким же был и Стефан Фрогатт. Я был молодым и пришёл на хорошие деньги, и им, возможно, это было неприятно. Такое случается — это часть того, как меняется футбол. Обычно я в состоянии постоять за себя, но здесь я чувствовал, что не вхожу в их банду. Они вели себя так, как будто возложили на меня всю ответственность за положение «Ковентри».

Это происходило даже на тренировках. Уильямс старался играть со мной грубо. Он был медленным в поворотах, и из-за этого я достаточно легко проходил его, а он сразу же толкал меня в спину. Он был просто задирой. И, как и все задиры, их храбрость пропадает, когда появляется кто-то побольше. Может, мне так казалось, но когда приехал Хартс, все грубости от Уильямса прекратились.

Тогда я был не особенно шумным: моя уверенность в себе была низкой. Я знал, что мне нужно было работать и становиться лучше. Все эти игроки выступали на этом уровне намного дольше меня, и я не чувствовал, что могу кричать на них. Я чувствовал ответственность перед менеджером и клубом, который заплатил за меня деньги, а иногда — и за некоторых других игроков.

Меня это доканывало. Перед Рождеством я купил дом в Стратфорд-на-Эйвоне. Клэр вынашивала нашего второго ребёнка — Кэмерон появился на свет в январе в Кардиффе. Я приехал туда на следующий день после его рождения и вёл себя не очень-то хорошо. Я был поглощён своими проблемами и заботами, потому что был так сосредоточен на том, что происходило в «Ковентри». Всё это накладывало отпечаток и на мою личную жизнь.

«Ковентри» было всем, о чём я думал. Я чувствовал в себе упадок и закрылся от Клэр даже тогда, когда она была беременна. Мне было тяжело справляться со всем. В то время никто из тех, кто приходил навещать меня, не мог вытянуть из меня и пары слов. Я держал всё внутри себя, так что период рождения Кэмерона был не лучшим для наших с Клэр отношений.

Мне было так стыдно за происходящее в своей карьере, что я закрывал глаза на всё остальное, и это было так эгоистично. Кэмерон — замечательный мальчик, но я был так занят раздумьями о том, что происходило в «Ковентри», что игнорировал его и Клэр. Я спрашивал себя-игрока, достаточно ли я хорош для этой лиги. Я думал о возвращении в Чемпионшип.

Я всегда стремился к тому, чтобы играть на высшем уровне, но я стал думать, что, может быть, я обманываю себя, считая, что мог бы достичь этого, особенно после травмы. Может быть, после всего этого я не смогу вернуться как новенький. Боль в колене всё ещё беспокоила меня. Я стал думать о тех словах Нила Адамса о том, что я уже не смогу стать прежним. Стал думать о том, что, возможно, он был прав.

Я пропустил пару игр, и во второй половине сезона моё колено стало лучше. Ко мне стало приходить понимание того, чем была Премьер-лига. Но к тому времени было уже немного поздно. Мы добились хорошего результата на «Гудисоне» против «Эвертона» в Боксинг Дэй, но следующие 10 игр были без побед, и наше положение стало печальным.

Мне удалось показать хорошую игру в последней четверти сезона, и мы добились трёх побед в четырёх матчах, обыграв «Дерби», «Лестер» и «Сандерленд» и проиграв «Манчестер Юнайтед». Хартс забил во всех четырёх встречах, один удалось забить и мне. К нам пришли надежды на спасение: все стали верить, что после такой длительной борьбы в низах мы могли бы вырваться оттуда.

Но когда мы приехали к «Астон Вилле» на предпоследнюю игру сезона, мы знали, что, проиграв, мы вылетаем. «Брэдфорд Сити» уже вылетели, а «Манчестер Сити» пытались выкарабкаться из зоны вылета вместе с нами. Мы понимали, что если нам удастся победить, то мы смогли бы догнать «Дерби» и спастись. Два гола Хаджи вывели нас вперёд, но удержать лидерство мы не смогли, и «Вилла» отквиталась до 3:2. Мы заслуживали вылета, но этот момент был полон отчаяния.

Я чувствовал, что все взгляды устремились на меня. Сотрудники штаба «Ковентри» пожимали руки людям вокруг, и я заметил, что некоторые из них специально обходили меня. Мне было всего 20 лет, и я чувствовал, что это было жестоко. Так они пытались высказать то, что я подвёл их. Но им не следовало делать этого — я и сам это знал. Мне не нужно было ничего говорить.

Я ничего не говорил, потому что чувствовал себя виноватым. На мне висел ценник, и я чувствовал, что не оправдал ожиданий. Меня подписали за большие деньги, и я не принёс им то, чего от меня ждали. Я был лучшим бомбардиром клуба, но на моём счету было всего шесть забитых голов, а этого было недостаточно. У Хаджи был неважный сезон, но у него было столько же. Столько же было и у Хартса, который пришёл только в феврале.

В том сезоне я работал так упорно и думал, что если нам удастся остаться, я смог бы показать фанатам «Ковентри», что я действительно могу. Но вылет всё разрушил. Тем летом я вернулся в Кардифф и отключил свой телефон. Мне не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать.

К тому времени я нашёл другого агента. Его звали Стив Хорнер, и он также представлял интересы Дэвида Томпсона. С тех пор я обращаюсь к нему за советами или помощью. Он сказал, что был один или два клуба, заинтересованных в том, чтобы приобрести меня. Всегда есть пара слушков об интересе от других клубов, и я думал: «Кто захочет купить меня после такого сезона, который у меня был?». «Ковентри» хотели за меня приличную долю того, что они заплатили, и я не думал, что кто-то захочет попытать счастья со мной.

Я настроился на возвращение в Чемпионшип и надеялся на то, что смогу реабилитироваться. Я сказал себе, что виноват в том, что они вылетели, и что единственным способом для меня почувствовать себя лучше было вернуть их назад. Я стал лучше и хотел отплатить Гордону Стракану.

Затем мне позвонил мой отец - ему звонил мой агент, который хотел, чтобы я срочно перезвонил ему. Когда я сделал это, он сказал, что «Ковентри» приняли предложение от «Ньюкасла». Им нужно было урезать свою зарплатную ведомость после вылета в Чемпионшип, и «Ньюкасл» вовремя вернулся за мной. Они хотели, чтобы я сразу же ехал в Тайнсайд для прохождения медосмотра. Я не мог поверить в это.

Это была судьба, мой большой шанс. На следующий день я полетел из Кардиффа в Ньюкасл. Сразу же почувствовалась аура того места, не только на «Сент Джеймс Парке», но и во всём городе. Мне нравилось сидеть на стадионе над городом, смотреть сверху вниз. Теперь мне предстояло играть там каждые выходные. Я должен был стать частью этого.

Всё было так, как надо. Для меня было важно, что там был Гари Спид. Он был тем, с кого я брал пример, и который, как я знал, присмотрит за мной. Я также неплохо знал Кевина Дайера ещё с тех пор, когда я был в «Норвиче», а он — в «Ипсвиче». Кроме того, там были игроки калибра Алана Ширера и Роба Ли — неплохой список!

Хартс позвонил мне с предсезонных сборов «Ковентри», когда увидел новость о моём трансфере по телевизору. Он был разочарован моим уходом. Он сказал, что, скорее всего, тоже уйдёт, и вскоре он присоединился к «Селтику».

Позвонил и Гордон Стракан. Он сказал, что знает, как я был разочарован тем, как прошёл сезон, и что он благодарен мне за всю проделанную мной работу. Он был таким обходительным и классным, как никто другой.

Потом мне позвонил Бобби Робсон. Его не было на медосмотре — он был где-то в отпуске.

«Я очень рад, что ты здесь, — сказал он. — Наконец-то я заполучил тебя. Я хочу, чтобы ты знал: я думаю, что ты уникальный талант».

Услышать такое от кого-то его ранга значило чертовски много для меня. После всех проблем прошлого сезона это придало мне огромный заряд уверенности в себе. В общем-то, я почувствовал, как камень с души упал.

«Ньюкасл» заплатил за меня 6 миллионов. По крайней мере, «Ковентри» получили назад свои деньги. И моя зарплата осталось такой же, какой была на «Хайфилд Роуд». Перед тем как я поехал назад в Стрэтфорд, я зашёл в директорскую на «Сент Джеймс Парке», чтобы встретиться с президентом «Ньюкасла», Фредди Шепардом.

Он энергично подошёл ко мне, чтобы пожать мою руку.

«Итак, вот этот маленький засранец, за которого мне пришлось столько заплатить», — сказал он.