Автобиография Крэйга Беллами. Глава 4. Бунтарь не без причины

В конце моего первого года YTS всех ребят со второго года, с которыми я жил в «Лаймс», включая Тома Рамусата, вызывали к Гари Мэгсону и Кейту Уэббу для обсуждения контрактов. Один за одним они выходили из кабинета унылые, и каждый из них говорил, что его отпускают и не предлагают контракт. Том с достоинством воспринял это, но я видел, насколько он упал духом.

Выражения их лиц до сих пор вспоминаются мне. Это стало для меня ещё одним мотивом. Я отчаянно пытался показать себя ради ребёнка, отцом которого мне предстояло стать, и стремился к тому, чтобы не услышать слов отказа, которые пришлось услышать другим парням, когда придёт время моего суда.

Поэтому я стал отстранённым и эгоистичным, и клубу это нравилось. Я получал любого рода поддержку во время дополнительных тренировок, которыми я занимался. Тренер резервной команды Стив Фоули был прекрасен. Он был требовательным, а его познания в футболе были восхитительны, и если я оставался допоздна, он оставался вместе со мной. Думаю, для него много значило видеть, что ребёнок вроде меня имеет желание делать всю эту работу, и я очень многому у него научился. «Норвич» так здорово развивал меня.

На моём втором году у нас была хорошая молодёжка. Роберт Грин был вратарём и Даррен Кентон, которому удалось сделать хорошую карьеру в этом клубе, также был в составе. Грин тоже жил в «Лаймс», но он был не для меня. Ему нравилось делать вид, что не как все обычные игроки, но я знал его не таким.

Моя решимость добиться контракта не только заряжала меня, но и вовлекала в конфликты с людьми. Во время моего первого года в клубе меня вызвали с сборную Уэльса U-21, за которую я дебютировал, выйдя на замену в выездном матче против сборной Сан Марино. Мы отправились в Италию вместе с первой командой – с игроками вроде Марка Хьюза, Райана Гиггза и Гари Спида – и они, наверное, смотрели на меня, маленького парня, на котором висела форма национальной команды на размер больше, и думали: «Кто, чёрт побери, это такой?».

Появление на поле в том матче сделало меня самым молодым игроком сборной Уэльса U-2, но после того как я узнал, что стану отцом, в следующий раз, когда меня вызвали в сборную в ноябре 1996 года, я не захотел ехать и попросил «Норвич» сказать, что я травмирован. Дело было не в том, что мне не нравилось выступать за Уэльс. Я считал это привилегией – быть среди тех профессионалов. Но я чувствовал, что это тормозит мою работу в «Норвиче».

Я бы уехал со сборной на 10 дней и пропустил бы пару матчей, а когда вернулся, то увидел бы, что кто-то сыграл в моё отсутствие, сыграл хорошо и теперь находится впереди меня. Я нуждался в профессиональном контракте и был полностью сосредоточен на этом. Это было моим приоритетом номер один, и если на этом пути вставал выезд с Уэльсом, который снижал мои шансы на успех, я не собирался делать этого.

В «Норвиче» проявляли сочувствие. Я думаю, они могли видеть, насколько эта ситуация была сложной для меня. И через две недели после того разговора об Уэльсе они предложили мне профессиональный контракт. Они сказали, что хотели бы избавить мою голову от сомнений и переживаний и уверить меня в том, что в этом клубе меня ждёт большое будущее. Что это был за момент! Невероятное облегчение! Я до сих пор помню, как звонил родителям, чтобы рассказать об этом. Мало что может быть лучше такого момента, я вам гарантирую.

Но меня сразу стали наполнять другие мысли. Прежде всего я сказал себе, что ещё ничего не сделал и трудная работа только начинается. Я хотел попасть в первую команду и стать постоянным её членом. И несмотря на то, что я был так благодарен «Норвичу» за предложенный контракт, я был также решительно настроен на то, чтобы получать лучшие возможные деньги для себя, Клэр и ребёнка.

Это не было нормой. Их идея была в том, что ты получаешь предложение и принимаешь его без всяких вопросов. В моём случае они предлагали 200 фунтов в неделю, и как только я отыграл бы 10 матчей за первую команду, контракт был бы пересмотрен и обновлён. Если бы дело было только во мне, 200 фунтов было бы здорово, но оно было не только во мне, но и в моей девушке и нашем ребёнке. И как по мне, лучше бы я оставался на зарплате в 40 фунтов с оплатой за жильё.

В «Норвиче» были шокированы этим. Я сказал им, что доиграю до конца сезона и летом посмотрю, какие варианты будут доступны, и они обвинили меня в блефе. Двое других парней сказали то же самое, но они оба согнулись под давлением и подписали бумаги. На меня смотрели, как на какого-то отступника. Некоторые из взрослых игроков смотрели на меня с любопытством, другие стали избегать меня.

Мне было всё равно. Я принёс множество жертв и знал, что принесу ещё больше. Я верил в себя и считал, что если «Норвич» не улучшит своё предложение, его улучшат где-нибудь ещё. Хотя всё это было непросто. В клубе решили преподать мне урок, и следующие четыре или пять недель я провёл на скамейке запасных в резервах. Но я не сдавался.

Затем меня вызвали, предложили 250 фунтов в неделю, и я согласился. Забавно: если бы я принял те 200 с самого начала, то уже имел бы контракт и мог вести переговоры о повышении зарплаты. Наверное, так даже было бы лучше. Ну что за идиот я был? Но по крайней мере я сделал по-своему и был удовлетворён тем, что старался изо всех сил. Этих денег было недостаточно, чтобы перевести Клэр в Норвич, но дело сдвинулось с мёртвой точки. Следующее, чего я хотел, это попасть в первую команду, чаще появляться на поле и получить новый контракт.

Я неплохо выступал за молодёжку. Мы плыли вверх по таблице и прогрессировали в молодёжном Кубке Англии, и я, выступая на той позиции в центре поля, где меня наигрывали, забивал хет-трики. Мне подходило то, что можно было отправиться в те зоны на поле, куда мне хотелось. Я находил это очень удобным и чувствовал, что всё ближе и ближе подбираюсь к первой команде.

Но в один из последних дней февраля я уходил с тренировки, и Терри Постл, ответственный за форму, позвал меня в свою маленькую комнатку и спросил, есть ли у меня минутка.

Он сказал, что только что звонил мой отец, чтобы сказать, что у Клэр начались роды. Я сам был всего лишь ребёнком и не знал, чего ожидать, радоваться или беспокоиться за неё. Меня отвезли на станцию, где я сел на поезд до Лондона, а затем до Кардиффа. Я пробыл в поездах 5 часов и думал, что пропущу рождение ребёнка. Но когда я добрался до госпиталя Хит, того самого, где 17 лет назад сам появился на свет, то обнаружил Клэр вместе с её мамой и тётей.

Я не был уверен в том, хотел ли я находиться в комнате: мы были детьми, и я не знал, что делать и чувствовал себя как запасная часть. Вскоре позвонила моя бабуля, и пока я вышел поговорить с ней, Клэр родила нашего первого сына Эллиса. Я ненадолго застыл, не знал, что делать. Я просто молился, чтобы с ней и ребёнком всё было в порядке.

Всё это было будто размыто. Я чувствовал себя невероятно, когда увидел его в первый раз, когда узнал, что с ним всё в порядке. Ночь я провёл у своих родителей, а утром снова вернулся в больницу. В палате были и другие родители, поэтому я чувствовал себя смущённым, ведь я был ещё мальчишкой. Но я не собирался давать кому-то повода смотреть на нас сверху вниз и думать: «За этих детей придётся платить нам».

Я знал, что мне предстояло обеспечивать Клэр и своего ребёнка, предстояло делать это самому. Знал, что мы ещё юны и что будет трудно, но знал и то, что я должен был сделать это. В первую ночь, когда Эллиса привезли домой, мы спали в спальне Клэр на матраце рядом с ним. Просто слушали, как он дышит... Я не сомкнул глаз и просто слушал его, задерживая своё дыхание до момента, когда он вдохнёт вновь.

Это была парочка волшебных дней, но я знал, что нужно возвращаться. Футбол не останавливается. Я знал, что нужно возвращаться быстро, ведь я хотел попасть в первую команду. Знал, что задача обеспечения Эллиса начиналась по-настоящему, и я должен был выходить на другой уровень. И первым делом нужно было уехать обратно в Норвич. Мама Клэр пообещала, что присмотрит за ними обоими, и я уехал.

Никто особо не упоминал об этому в Норвиче. Футбол есть футбол. Каждый смотрит только за собой. Ты здесь, ты вернулся и всё. Никаких маленьких подарочков от других игроков, ничего такого. Ты просто уживаешься с этим - так я смотрел на это и не ждал ничего другого. Я вернулся в «Лаймс» с Робертом Грином и Дарреном Кентоном. Я попросил Тома Рамусата быть крёстным отцом. Я вернулся к тренировкам.

Я тренировался всё время, так что в берлоге бывал едва ли. Другие ребята из YTS знали, что я делал. Возможно, в других обстоятельствах кто-то из них мог подумать, что этой занятостью я пытаюсь заработать популярность среди тренеров, стать их любимцем. Но они видели, как я вёл себя годом ранее и видели те изменения, которые произошли во мне с тех пор, как я узнал, что стану отцом, и я думаю, что они всё понимали. Я думаю, они понимали мой фокус внимания и думали: «Смотрите, каким Бэллерс стал».

Мой дебют за первую команду состоялся в матче против «Кристал Пэлас» на «Селлхёрст Парке» 15 марта 1997 года, менее чем через месяц после рождения Эллиса. Тогда «Норвич» был в Первом дивизионе, второй по статусу лиге Англии, и к тому времени, как я прорвался в первую команду, мы уже не вели борьбу за промоушн. Мы неплохо стартовали под руководством Майка Уокера, но предрождественская серия из 10 игр без побед поставила крест на наших амбициях попасть в Премьер-лигу. В декабре мы проиграли 5:1 и 6:1 в выездных матчах против «Вест Брома» и «Порт Вэйла» соответственно.

Хотя у нас в клубе были порядочные игроки. Брайан Ганн был хорошим вратарём, Иан Крук и Майк Миллиган были славными полузащитниками, Даррен Иди бегал по бровке, а впереди был Роберт Флек. В той игре против «Пэласа» я провёл на поле около двух минут. Всё произошло в последний момент, и я не имел возможности позвонить своим родителям, чтобы пригласить их посмотреть на мой дебют. На мне была надета форма размера на три больше, чем надо. Я дважды коснулся мяча, мы проиграли 2-0, и всё закончилось.

Этот период был не самым гордым в истории «Норвича». Таковым скорее был отрезок несколькими годами ранее, когда «Норвич» большую часть сезона лидировал в Премьер-лиге в первый год её существования. В конце концов они финишировали третьими, а в следующем году им удалось обыграть «Баварию» на «Олимпик Стэдиум» в Кубке УЕФА, прежде чем они проиграли миланскому «Интеру».

В те годы я только начинал путешествовать со школьной командой Кардиффа, но к тому времени, когда я присоединился к Норвичу, всё уже было по-другому. В конце предыдущего сезона клуб вылетел из Премьер-лиги, и его ожидало жёсткое урезание финансирования, так как было необходимо адаптироваться к ухудшившимся обстоятельствам.

В том сезоне я понял, насколько беспощаден футбол. Мартин О'Нил покинул клуб спустя всего несколько месяцев из-за денег. Я был свидетелем того, как увольняли ответственного за форму, который прежде работал в клубе долгие годы. То же самое было и с женщинами, разносящими чай. Таким было моё представление реалий футбола. Не было пощады. Клубам всё равно: деньги урезают, и если что-то должно уйти - оно уходит. Неважно, сколько лет ты где-то работал - в этой игре нет лояльности. Я рано понял всё это. Что важнее: существование клуба или игроки? Существование клуба, не мы. Игроки приходят и уходят.

Я не питал иллюзий насчёт этого и знал, насколько легче можно стать жертвой футбола, чем получить дивиденды от всего того, что он может предложить. Я был разочарован в матче с «Пэлас», потому что едва ли коснулся мяча, и это выглядело как спад. Но в этом была ещё одна достигнутая вершина: мне было 17, когда я дебютировал, столько же, сколько Райану Гиггзу во время его дебюта, и я хотел продолжать.

Через неделю после моего дебюта в первой команде я сидел на скамейке в молодёжке. Так они говорили - «не думай, что добился своего». Это было достаточно честно, и я в любом случае не думал, что уже стал профессионалом. Это было моим девизом и отлично подходило мне. Я и не ожидал, что внезапно всё станет доставаться мне легко. Я знал, что мне предстоит трудиться ещё упорнее.

По крайней мере я видел какие-то результаты тех трудов, которые я вкладывал. Молодёжная команда выиграла Лигу юго-западных графств, и вскоре после того как мы выиграли титул, я снова вышел на поле в составе первой команды на последнюю домашнюю игру сезона против «Манчестер Сит»и вечером пятницы. В этот раз у меня было 10 или 15 минут, и я чувствовал, что внёс вклад в игру.

«Сити» вылетели из Премьер-лиги годом ранее, и у них всё ещё были хорошие игроки, но я справился с ними. Иан Крук всё время снабжал меня мячом, и пару раз мы с ним сыграли в быстрый пас. Я играл в центре полузащиты и шатался повсюду. Толпа сразу привязалась ко мне, к парню, чья форма всё ещё была слишком большой.

Последней игрой сезона был выезд к «Олдхэму», где я снова вышел на замену. Всё это было частью моего обучения, и «Баундари Парк» был жёсткой школой. Мой неудачный пас назад почти привёл к голу, и это шокировало меня. В той игре я чувствовал себя некомфортно.

Игроки Олдхэма казались гигантами. Они были сильными, непосредственными и физически развитыми. Это не испугало меня, но заставило понять, что если я хочу произвести впечатление на первую команду, то летом меня ожидала упорная работа. Мы проиграли 3:0.

Я вернулся домой, в Кардифф. То лето я прожил у мамы Клэр, привыкая к отцовской жизни и ухаживая за Эллисом. Тогда же я пришёл к пониманию того факта, что мне чертовски много есть что терять и позволить себе рисковать снова было нельзя. На тот момент я знал, что не за горами мой полноценный вызов в сборную Уэльса, что вывело бы меня на новый уровень признания, особенно в Кардиффе.

Я резко понял, что больше не мог ходить на квартиры к своим приятелям. Что случится, если я схожу туда, а кто-нибудь из них позовёт своих друзей и они вместе будут курить коноплю или что-нибудь ещё? Я же не мог говорить им в их же домах, что делать. А что произойдёт, если в дом нагрянет полиция? Меня арестуют, и моё имя будет во всех газетах, хоть я и ничего и не делал.

Немногих в Троубридже интересовал «Норвич Сити», я знал это. На самом деле, интерес к футболу в этом районе был таким же низким, как четвёртый дивизион, где застрял «Кардифф». Но люди знали, что я футболист, и я знал, что не могу себе позволить подозрений в неуместном поведении при возвращении в Норвич, особенно учитывая, что моя карьера только начиналась. Это сразу ставило меня на место.

Поэтому я полностью закрылся от своих старых друзей. Я перестал ходить в клуб «Хиппо» в Кардиффе, место танцевальной музыки за железнодорожной станцией, которое раньше было одним из моих излюбленных. Я знал, что моя жизнь пошла в другом направлении, и несмотря на то что они были моими друзьями, они тоже знали это.

Мой жизнь стала другой, другим стал фокус внимания. Обеспечение Эллиса было действительно важной вещью для меня. Я не мог допустить ошибок. Я чувствовал, что у меня есть уникальный шанс стать большим футболистом. Я был близок, очень близок. Было тяжело, но я знал, что должен был полностью пожертвовать своими друзьями.

Если я не должен больше разговаривать с ними, я не буду.