День, изменивший футбол навсегда. Часть 1

Вашему вниманию предлагается статья очевидца трагедии на «Хиллсборо», журналиста Брайана Рида, опубликованная The Mirror в 2012 году. Из-за её большого объёма мы разделили её на две части.

Утро не могло быть еще более прекрасным. Кобальтово-синее небо, слепящее рыжее солнце и теплый воздух, наполненный пением птиц и ароматами цветов. Весенний оптимизм наполнял ливерпудлианские сердца.

Уже второй год подряд жеребьёвка устроила нам встречу с «Ноттингем Форест» в Кубке Англии на «Хиллсборо», и большинство из нашей красной процессии, что тянулась по M62 в Шеффилд, не особенно тревожилось о попадании на «Уэмбли» снова.

Но кое-какие проблемы все-таки были. Значительные участки дорожных работ, аварии и настойчивый полицейский контроль вынуждали многих задерживаться, потому начинал появляться страх не успеть к стартовому свистку.

И страх этот был оправдан. В 2.30 Леппингс Лейн, пункт пропуска для болельщиков Ливерпуля, представлял собой огромное людское столпотворение.

Не было полиции и стюардов, чтобы контролировать поток из тысяч болельщиков.

Единственной видимой властью были с полдюжины одиноких фигур в синем на лошадях, и небольшое количество полицейских на стадионе, вопившем при откатах толпы назад к турникетам. Уже второй год подряд, несмотря на протесты, «Ливерпулю» было выделено на 4000 билетов меньше и маленькая трибуна, в отличие от куда большей, доставшейся «Форест».

Гарантировать безопасность – главное, что должны были сделать полицейские. Здесь это означало, что все 24 тысячи ливерпульских обладателей билетов, на «Леппингс Лейн» или на Западную или Северную трибуны, должны были протиснуться в 23 турникета, большинство из которых были такими древними, что постоянно блокировались.

На куда более новом «Коп Энд» у «Фореста» было 60 современных турникетов. Тогда как стадион бесновался в ожидании выхода команд на поле, за пределами «Леппингс Лейн» была преисподняя.

Фанаты, обозленные отсутствием продвижения и организации, поносили полицию, которая кричала в свои рации, чтобы прислали подмогу. Многие из нас решили отойти от турникетов, и наблюдать с расстояния, уверенные, что начало матча отложат, когда узнают, какой тут творится хаос.

Но вместо этого в 2.52 гигантские синие ворота были открыты, и через них хлынул двухтысячный людской поток.

На террасе «Леппингс Лейн» стюардов, которые должны были равномерно распределять болельщиков по пяти отделениям трибуны, не было. Следовательно, массы людей устремились в самые ближние, уже и без того переполненные два центральных отсека террасы за воротами, игнорируя крайние, в которых зрителей было меньше. Те, кто находился впереди, прижимались друг к другу все плотнее и плотнее. Игра уже началась, потому фанаты позади, не зная о давке, все прибывали, и стремились увидеть, что происходит на поле.

Они не знали, что впереди, внизу террасы, уже паника, ужас, нехватка воздуха, обмороки, взмокшие в испарине волосы и рвота на металлических сетках.

И смерть. Выжившие говорили о расплющенных о заграждения лицах, синюшного цвета и с выкатившимися глазами, об обмякавших и холодевших телах, и их разум мутился от такой близкой встречи со смертью. Эдди Спирритт, чей 14-летний сын Адам погиб в давке, потерял сознание. Эдди говорил: «Они утверждали, что это было очень быстро, но нет. Это было медленное, все возрастающее давление, как тиски, сжимавшее все сильнее и сильнее, пока ты не переставал дышать».

Фанаты кричали полицейским, прохаживавшимся по кромке поля, чтобы они открыли решетчатые ворота по периметру, но те так и продолжали бездействовать. Некоторые, кому удалось перелезть через заграждение, были избиты копами и водворены назад. Другие двигались фактически по головам, и были втащены другими болельщиками на трибуну, находившуюся ярусом выше.

Несмотря на очевидную плотность толпы, крики и боль, написанную на лицах страдающих, несмотря на то, что камеры наружного наблюдения передавали все эти кадры в комнату полицейского управления – заграждения так и оставались закрытыми.

И когда одни из ворот были все-таки выломаны болельщиками, несколько человек просочилось на поле, полиции все стало понятно.

Подкрепление подошло с собаками. Они полагали, что позади них не невинные люди, попавшие в смертельную ловушку и пытающиеся выбраться из нее, а хулиганы, запланировавшие вторжение на поле.

Голкипер Брюс Гроббелар, в нескольких ярдах от которого разворачивалась трагедия, был одним из первых, кто поднял тревогу.

Он сказал: «Люди с прижатыми к сетке лицами просили меня: «Брюс, помоги нам. Мы не можем дышать». Но когда я попросил женщину-полицейского открыть ворота, она ответила «Мы должны ждать разрешения нашего руководства».

В 3.04, когда нападающий «Ливерпуля» Питер Бирдсли мощнейшим ударом сотряс перекладину и поднял волну на трибунах, жизнь покинула уже многих из тех 96.

Некоторые умерли стоя, от травматической асфиксии. Других просто растоптали, когда были убраны барьеры и люди стали спасаться.

В 3.06, после того, как полицейское подкрепление сигнализировало, что есть серьезные проблемы, рефери увел обе команды с поля.

Ворота по периметру поля были открыты, и сотни серьезно травмированных болельщиков высыпали на траву и упали без сил, нуждаясь в носилках, кислороде и машинах скорой помощи, которые так никогда и не появились.

Штрафная площадь напоминала поле битвы.

Между телами, пошатываясь, ходили оглушенные, пораженные, рыдающие люди.
Помимо горстки медицинских работников из больницы Св. Джона, медицинскую помощь умирающим оказывали сами болельщики.

Они пытались проводить реанимацию, отрывали рекламные щиты, чтобы с помощью их выносить пострадавших с поля или поскорее доставить мертвых в морг. Некоторые полицейские присоединялись к ним. Другие же бранили за то, что отрывают рекламные щиты для того, чтобы сделать носилки.

Множество полицейских было на поле, но не для того, чтобы оказывать помощь жертвам, а для того, чтобы создать живую стену в районе середины поля, якобы затем, чтобы предупредить агрессивные действия болельщиков команды соперников.

Ясно, из дежурной части массовая гибель людей до сих пор виделась проявлением хулиганизма.

И полтора часа спустя после того, как игроки покинули поле, одинокая скорая помощь медленно продвигалась по полю у «Леппингс Лейн». То, что хотя бы одна она появилась тут, было небольшим чудом.

Тони Эдвардсу, единственному профессиональному медику, добравшемуся до «Леппингс Лейн», было приказано вернуться за пределы стадиона. Он рассказывал: «Полисмен подошел к моему окну и сказал: «Вы не можете ехать на поле, там всё ещё дерутся».

Но, несмотря на это, он поехал туда, хоть его работа и была каплей в море в сравнении с тем, сколько было жертв.

Воспоминания о телах, сваленных в его машину, людях, умоляющих хоть чем-то помочь их друзьям и любимым, полной анархии, делавшей его работу невозможной, не покидают его до сегодняшнего дня.

Но что терзает его больше всего, так это тот факт, что он был единственным медиком, пытавшимся помочь. Он говорил: «За пределами стадиона находилось 42 машины скорой, включая мою. Это значит, что порядка 80 человек штатных медиков могли быть на поле. Но им не позволили, потому что говорили, что там идёт драка».

«Но это не было дракой. Оставшиеся в живых сами решали, кому должна оказываться помощь в первую очередь. Полиции не было. Нас не было. Вы можете себе представить крушение поезда, где все «скорые» ждут у насыпи, пока жертв станет еще больше?»

Из 94 человек, умерших в тот день (14-летний Ли Никол умер четыре дня спустя и 18-летнего Тони Бланда отключили от поддерживавшего его жизнь аппарата в марте 1993 года), лишь 14 умерли в больнице.

Тревор Хикс был одним из тех немногих, кто доставил своих близких в «скорую помощь» Тони Эдвардса. Он пытался реанимировать свою 19-летнюю дочь Сару, в то время как ее 15-летняя сестра Виктория была помещена в «скорую».

Тревор пытался протолкнуть туда и Сару, но тел в машине было уже так много, что ему пришлось оставить свои попытки и оставить ее на поле.

Он говорил: «Скорая» начала отъезжать. Я видел, что дверь уже закрывается, и принял решение остаться в машине с младшей дочерью за долю секунды. Я думал, что парень Сары знает, что делать, и я покинул ее с ним, ожидая, что спустя мгновения приедет следующая «скорая».

Но следующая карета скорой помощи так никогда и не приехала, и обе его девочки умерли. Тревор, ныне 63-летний, добавляет: «В машине скорой помощи я делал искусственное дыхание Вики, ее глотка была полна рвоты. Я не мог ощущать другого вкуса на протяжении полугода».

«Я страдал, ожидая последнего прикосновения к моим дочерям, считал это своей виной, казнил себя за то, что не смог спасти их».

«Боль была такой невыносимой, что ни одно страдание впоследствии не могло идти с ней в сравнение».

Полностью опустошенные, мы, болельщики, возвращались со стадиона домой, где скорбь сменилась яростью, когда разлетелись слова о том, что именно нас обвиняли в трагедии.

Исполнительный шеф Футбольной Ассоциации Грэм Келли говорил масс-медиа, что шеф-суперинтендант Дэвид Дакенфилд обвинил нас в разрушении входных ворот и заполнении террас.

Дакенфилд, отвечавший за первый в своей жизни большой футбольный матч, мог навести порядок, открыв ворота вовремя, благодаря чему болельщики заполнили бы отсеки трибуны равномерно.

Он видел переполненность и страдальческие лица на террасах на камерах наружного наблюдения с функцией увеличения изображения, но не сделал ничего. И когда у него просили объяснения, он мямлил чушь, на которую могли купиться только полные идиоты.

Якобы, толпа хулиганов атаковала стадион и лишила жизни своих же болельщиков.

Это была ложь, которая обошла весь мир.

Умышленная инсинуация, пятно на репутации, которое сложно отмыть.

Президент УЕФА Жак Жорж ухватился за слова Дакенфилда и возложил всю вину за произошедшее на болельщиков «Ливерпуля».

Он сказал» «Они были зверьём, ожидавшим выхода на арену». Когда премьер-министр Маргарет Тэтчер прибыла на «Хиллсборо» в воскресенье, она выразила свои соболезнования, но их было явно недостаточно.

Более того, ее ближайший помощник, сэр Бернард Ингэм из Йоркшира, назвал болельщиков «пьяной толпой».

Это утверждение, навязанное полицией Южного Йоркшира, чтобы прикрыть свою чудовищную вину, попало в цель.

Ещё до того, как было похоронено первое тело, начала разворачиваться вторая трагедия «Хиллсборо». Сокрытие правды.

Новостные агентства Шеффилда и член парламента от консерваторов Ирвин Патник скармливали всем анонимную ложь.

Чиновники Полицейской федерации, надежные сказочники-бюрократы, были её официальным источником.
Оказывается, орды ливерпульских хулиганов, пьяные и безбилетные, устроили погром перед стадионом, прорвались через разбитые турникеты, и полиция не смогла им противостоять.

В то время, как мужественные работники служб по чрезвычайным ситуациям боролись, спасая жизни, отморозки всячески оскорбляли их и обворовывали мертвых.

Правящие круги действовали в привычной манере, возложив вину за смерть почти сотни болельщиков на самих фанатов, подло заставив общественность проглотить эту ложь.

Особенно отличился издатель The S*n Келвин Макензи, допустив ужасную ложь.

Под заголовком «ПРАВДА» на первой странице газеты он сообщал всему миру: «Некоторые фанаты обчищали карманы жертв. Некоторые фанаты мочились на отважных полицейских. Некоторые били констеблей, делавших искусственное дыхание».

Эти слова сопровождались заявлением, что «пьяные болельщики „Ливерпуля“ яростно атаковали спасателей, пытавшихся оживить жертв» и «офицеры полиции, пожарные и медицинские команды подвергались избиениям, на них мочились».

Всюду цитировали одного оставшегося неизвестным полицейского, говорившего о том, что одна мертвая девушка была изнасилована, в то время как другие фанаты «открыто мочились на нас и тела погибших».

Мерсисайд всё ещё не мог придти в себя после этой чудовищной трагедии, семьи готовились к похоронам своих близких, и эти сообщения всё глубже и глубже вонзали свои лезвия в их израненные сердца.

Скаузеры, вне зависимости от их клубных предпочтений, были в бешенстве. И если обвинения в убийстве своих же ещё можно было стерпеть, растиражированный факт о мародёрствах стал призывом к оружию.

Сотни номеров The S*n были уничтожены в день, когда вышла эта ложь. Газету демонстративно сжигали.

Почтальоны отказывались доставлять её, владельцы печатных киосков отказывались брать номера в продажу. Бойкот The Sun продолжается до сегодняшнего дня подавляющим большинством жителей Мерсисайда.

В течение 20 лет ни единый свидетель не осмелился поддержать хотя бы какое-то из тех заявлений. На тысячах фотографий и часах киноплёнок не нашлось ни единого кадра, который подтвердил бы клеветнические обвинения.

По причине того, что это была откровенная ложь.

Перевод: Светлана Стреж, Сергей Емец