Моё «Хиллсборо»

LiverBird.ru представляет вашему вниманию перевод статьи, опубликованной в Guardian в 2009 году. 20 лет спустя самой ужасной футбольной катастрофы на стадионе «Хиллсборо», где погибли 96 болельщиков «Ливерпуля», Майк Брэкен впервые делится своими мучительными воспоминаниями о том дне и рассказывает о продолжающейся борьбе за признание того, что на самом деле там произошло.

Пост-травматическое стрессовое расстройство - жестокое состояние. Согласно Британскому медицинскому журналу, самый частый его симптом - «попытки избежать мыслей или разговоров о том, что произошло; при наличии этого симптома может быть очень затруднительным просить о помощи». Спустя ровно 20 лет после самой ужасной футбольной трагедии в Британии, попытки поговорить о произошедшем на «Хиллсборо» всё ещё слишком болезненны для тех, кому, как и мне, не повезло быть там в тот солнечный апрельский день.

Даже для тех, кто уже начал путь к выздоровлению, до примирения с увиденным - долгая и трудная дорога. В моём случае, например, это означало каждый день на протяжении целого года слушать записи меня самого, рассказывающего о случившемся. Процесс принятия и осознания движется очень медленно. В начале - только безумная паника; к концу разговоры о произошедшем становятся просто очень неприятны.

Каждый год я слежу за всей прессой об очередной годовщине трагедии и надеюсь, что хоть кто-то сфокусируется на героизме и стоицизме тех, кто был на стадионе. Как вспоминает Шейла Коулмен из Hillsborough Justice Campaign, «едва убежав от смерти с террасы, болельщики сразу же превратились в спасателей, которые переносили погибших и пострадавших через поле на сломанных рекламных щитах, используемых в качестве носилок. Если бы не их героические действия, погибших, несомненно, было бы больше».

Мне интересно, будут ли когда-нибудь говорить о тех тысячах жизней, которые были затронуты ужасом «Хиллсборо». 96 болельщиков погибли на «Леппингз Лейн»; ещё 730 получили травмы внутри стадиона, и 36 - были травмированы снаружи ворот. Всего на игре было 54 тысячи человек. «Во многих смыслах», - говорит Коулмен, - «выжившие на “Хиллсборо” - забытые жертвы».

Я ходил на игры «Ливерпуля» с 1973 года. Владея абонементом на «Энфилд» десятки лет, к 1989 году я посетил дюжины и дюжины футбольных стадионов, включая «Хиллсборо», и многие из них были устаревшими и негодными. Путешествие через Пеннины казалось рутинным. Мы припарковались в миле от северо-западной трибуны стадиона и отправились искать лишние билеты для семьи и друзей.

За полтора часа до игры мы нашли моему отцу билет на Южную трибуну. Мне пришлось обойти три стороны стадиона, мимо огромного Копа, где уже собирались болельщики нашего противника «Ноттингема», чтобы дойти до своих турникетов. Пока я подходил, многие сотни болельщиков «Ливерпуля» заходили на Западную трибуну и террасу «Леппингз Лейн».

Дурацкая конструкция Западной трибуны и её вход и стали основной причиной катастрофы. Как будет позднее сказано в предварительном отчёте Тейлора, «на многих других стадионах турникеты расположены по прямой, через адекватные промежутки и с достаточной зоной ожидания перед ними для очереди. Но не на Леппингз Лейн. Пары турникетов были слишком близко друг к другу, а пространство перед ними было слишком мало для ожидающей толпы».

За полчаса до начала матча семь работающих турникетов уже совершенно не справлялись с потоком болельщиков «Ливерпуля». Очередь превратилась в толпу, подходили ещё десятки и десятки фанатов, и я начал ощущать дискомфорт. Я уже никак не контролировал свои движения. Парню, стоявшему возле меня, явно было очень больно. Какую-то девушку подняли на руках над давкой.

Минуты проходили, и мне становилось всё страшнее. Я часто бывал в давке, чтобы буквально впихнуться на футбольный стадион, но в этот раз ощущения были другими. Конный офицер, тоже застрявший в толпе вместе с лошадью, привлёк критику болельщиков. У полиции, казалось, не было вообще никакого плана. Серьёзные травмы или что-то похуже уже казались неизбежными, давление всё возрастало. Я не мог пошевелить руками, толпа несла меня в сторону металлических ворот. Весь в поту и в панике, я почувствовал, что турникет открывается. Я буквально упал через него, и через секунды он снова закрылся.

Было ощущение, что вовнутрь попадает очень мало людей. Спокойствие и тишина по сравнению с бедламом снаружи были ошеломляющими. Но, катастрофически, внутри было такое же отсутствие организованной полиции или стюардов. Сознавая бардак за воротами, я умолял полицию открыть их. Я накричал на молодого полицейского. И хотя команда открыть ворота, на самом деле, поступила из диспетчерской полиции, казалось, что офицеры реагировали на события без какого-либо управления извне.

Подходя к туннелю, который вёл на нашу стоячую трибуну за воротами и будучи всё ещё в шоке от пережитой давки, я купил сока возле входа в туннель. Сотни болельщиков вдруг стали заходить вовнутрь, и мой страх вернулся. Это был единственный вход на трибуну за воротами. «Не идите сюда, ребята, там будет толпа», - сказал я группе фанов. Как и многие другие, думавшие, что они уже прошли через самое худшее, они прошли мимо без ответа. Я до сих пор уверен, что всего один стюард или офицер, направляющий фанатов в боковые отсеки, мог бы спасти очень много жизней. Каждый день с тех пор я думаю о том, мог ли я и должен ли был я сделать больше.

Мимо меня проходили и проходили болельщики, и я запаниковал. Я поспешил от входа в туннель к ступеням сбоку террасы Леппингз Лейн, ожидая увидеть очень много людей в очень маленьком отсеке. То, что я увидел, повергло меня в шок. Я побежал к воротам Южной трибуны, крича «Там люди умирают!» в сторону полиции и представителей клубов. Они молча смотрели на меня.

Ужасные кадры с умирающими болельщиками, которых переносили через ограждение на поле, сейчас хорошо всем известны. Но стоя позади заполненных отсеков, вне поля зрения камер, я стал свидетелем других ужасов.

Позади Западной трибуны, справа от туннеля тоже складывали тела погибших. Живые, получившие травмы люди лежали рядом с мёртвыми. Неспособный оказать помощь и даже определить тяжесть травм, я в панике тщетно пытался привлечь какую-нибудь помощь.

Именно там я видел настоящий героизм. Некоторые фанаты делали попытки реанимировать тех, кто был без сознания. Многие другие пытались упросить у полиции доступа к машинам скорой помощи, не зная, что 44 машины припаркованы с другой стороны стадиона по приказу полиции Южного Йоркшира. Я наблюдал, как фанаты спокойно и логично обращаются к беспомощным офицерам и взывают к помощи, пока их друзья цепляются за жизнь. Удивительно, но некоторые полицейские пытались заблокировать фанатам доступ к телам. Я видел, как их толкают и обвиняют в чём-то. Несколько молодых ребят, чуть старше меня, призывали к спокойствию, очевидно понимая, что полиция обрадуется любому поводу обвинить фанатов. Самоконтроль был выдающимся - их друзья лежали в нескольких ярдах, получившие травмы или мёртвые, и им не разрешали подойти к ним, их провоцировали словами и физически.

«Многие [из этих фанатов] прожили свои жизни без признания того, что было, наверное, самым травматичным опытом в их жизни», - говорит Коулмен.

Понаблюдав этот кошмар, я ушёл со стадиона. Радио из машин кричали о количестве жертв, которое всё время росло. В состоянии шока и неспособный говорить, я обнаружил себя в чьём-то доме. Я позвонил домой, но не мог сказать ни слова. Мой неизвестный хозяин сказал моим родным, что я жив. Так закончилось моё «Хиллсборо». Немой, шокированный и потерянный.

Отец пришёл несколько часов спустя. Его «Хиллсборо» включало отказ в доступе к телам от офицера полиции, который сказал отцу с иронией, что если он зайдёт на поле, то за него никто не будет нести ответственности. Среди тел моему отцу пришлось обнаружить парня, одетого в точности как я. После поиска на поле и трибунах, отец вернулся к машине и обнаружил меня там. Мы не разговаривали. Домой на Мерсисайд ехали в полной тишине. Слёз не было.

Вам может казаться, что 20 лет спустя все разговоры о Хиллсборо уже закончены. Я думаю, для многих эти разговоры только начались. Тысячи выживших и свидетелей трагедии не могут «просто жить дальше», потому что вся реальность произошедшего ещё не обнародована. Отсутствие правосудия, принятия вины за ужасные ошибки того дня - это очень важный барьер, но давнее чувство вины и стыда тоже влияют. До сих пор меня часто спрашивают о случившемся «окольными путями». Типа, «Ты был в Шеффилде?» или «Ты же был на игре?».

Для меня и для многих других самыми проблематичными были годы после случившегося. После нескольких месяцев пребывания в шоке, к счастью, с пастырской заботой на работе и в университете, и после нескольких лет отрицания, воздействие случившегося наконец дало о себе знать. Вызванные незнамо чем, пришли слёзы. На улице, в ресторане, дома, в поезде. Два года с восьми до десяти лет после трагедии, никакое отрицание не могло больше сдержать мои эмоции.

«Любые чувства облегчения от спасения в “бойне” „Хиллсборо“ очень быстро сменились чувством вины, - говорит Коулмен. — Во многих случаях эта вина приводила к тому, что люди подавляли свои чувства, как бы считая, что у них нет права называться жертвами этой трагедии».

Несколько самоубийств были приписаны эффекту «Хиллсборо», включая одного болельщика «Ноттингема», который наблюдал за происходящим с другой стороны трибун. Алкоголь и наркотики не являются редкостью. Но то, что сейчас действительно необходимо - это надлежащие всеобъемлющие исследования Футбольной ассоциацией долгосрочных последствий для выживших, свидетелей и их семей. Как говорит Коулмен, «ФА отделалась легким испугом после „Хиллсборо“ - они остались должны присутствующим на том матче болельщикам немного заботы и опеки. Это было бы подходящей данью уважения тем, кто выжил, если бы Ассоциация профинансировала научные исследования долгосрочных последствий трагедии. Пусть это будет наследием „Хиллсборо“ для ФА, а не громкие вздохи облегчения, которые разнеслись, когда они не понесли никакого наказания».

На мемориальной службе мы будем справедливо оплакивать 96 жертв, погибших 15 апреля 1989 года. Но нам следует также не забывать тех болельщиков, чьё героическое поведение и достоинство были в резком контрасте с антипатией и неумелостью полиции Южного Йоркшира, и с безжалостно бесчеловечными статьями в S*n. Прежде всего, мы должны обратиться к тем, кто всё ещё заперт в ненужном и разрушительном кругу вины и стыда из-за посещения футбольного матча. Настало время, чтобы они больше не были одиноки.