Автобиография Крэйга Беллами. Глава 10. Один из числа великих

Я в курсе, что многие люди верят, будто я не уважал Бобби Робсона. Из-за того, как освещали моё время в «Ньюкасле», их можно простить за то, что они думали, что на протяжении всех лет, которые я там провёл, я пытался подкопать под него или, на худой конец, смеяться над ним или просто отказываться делать то, что он просил. Создавалось впечатление, будто бы я был неуправляемым ребёнком, смеющимся над старым мудрым учителем. И до сих пор многие считают, что итого ответственность за его уход из клуба в той или иной степени лежит на мне.

Всё это очень далеко от правды. Правда в том, что Бобби Робсон был лучшим из менеджеров, с которым мне довелось работать. Она в том, что я имел к нему огромное уважение.

На самом деле я восторгался им и почитал его, и я вряд ли смогу смириться с тем, как он покинул клуб. Он был одним из величайших. Мне очень, очень повезло, что я имел возможность играть за него.

В то время, когда я рос, Бобби Робсон был тренером сборной Англии, но я всегда пристально следил за его карьерой потому, что в своё время он был главным тренером ПСВ, а голландский футбол мне всегда нравился. Затем он стал тренером «Барселоны», когда там играл бразилец Роналдо, и в моих глазах это подняло сэра Бобби ещё выше.

Поэтому когда я впервые узнал о том, что он хочет подписать меня, я подумал обо всех других игроках, которых он подписывал, и обо всех тех, которые за него играли, и осознал, насколько большой была эта честь - стать одним из их числа. Какой огромный комплимент для игрока. Для меня как для футболиста это было важно. Я присоединялся к таким футболистам, как Роналдо, Фигу, Стоичков, Мюрен, Ромарио и Гвардиола - это было потрясающе.

Другая распространённая идея заключалась в том, что игроки «Ньюкасла» считали его мягким и пользовались его добротой и возрастом. Опять же, это неправда. Он мог быть добрым и был лучшим управленцем, которого я встречал, но у него была твёрдая жилка. Он не был мягким человеком. Никто из тех, кто занимается тренерской деятельностью так долго, не бывает мягкотелым.

Он был умён и мог быть по-настоящему очаровательным в беседах с прессой. Когда на тренировочных площадках «Ньюкасла» появлялись камеры, он тренировал. Когда камеры исчезали, он просто стоял на бровке и смотрел [за игрой]. Он был осведомлён в вопросах поддержания образа и внешнего вида так же, как и в вопросах игры. Он знал всё об управлении СМИ.

Руководил ли он или стоял у линии, он делал это каждый день, вне зависимости от того, какой была погода. Он возглавил «Ньюкасл» в возрасте 66 лет, но никогда не расслаблялся.

Он никогда не расслаблялся и не перекладывал ответственность на других - он видел всё. Людей забавляло то, что он забывал имена, но он был в футболе на протяжении 30 лет.

И дело было не в том, что он был стар. Когда поработаешь с таким количеством игроков, с каким работал он, люди станут путаться в голове. На самом деле, мы не считали его старым и вообще не принимали его возраст в расчёт. Он всегда был в работе потому, что знал об игре всё, что только можно было. И если кто-то не делал свою работу как надо, он был тут как тут. Он никогда ничего не упускал.

Может быть, это часть британской культуры - отсутствие гибкости в том, что ко всем необходимо относиться одинаково. Если ты груб с игроком, который ошибся, с другим ты должен быть таким же. Робсон таким не был. Он говорил, что за границей его научили относиться к каждому индивидуально. Он был настолько умным - намного умнее любого тренера, с которым я когда-либо работал.

Он судил игрока по тому, каков он был по характеру, и по тому, как тот показывал себя в игре по субботам. Если кому-то не хотелось идти на пробежку, можно было не идти. Но игроку нужно было иметь уверенность в том, что он будет в состоянии сделать во время игры то, что Робсон от него потребует. Таким образом он доверял игрокам, и его доверие оправдывалось.

Вот вам пример его навыков в работе с людьми. В марте 2004 года, ближе к концу моего последнего полноценного сезона в «Ньюкасле», у нас с помощником Робсона, Джоном Карвером, случился хорошо распиаренный конфликт за день до того, как мы должны были лететь на ответный матч четвёртого раунда Кубка УЕФА против «Мальорки». В тот момент могло казаться, что Робсон утратил контроль над проблемой внутри команды, но для меня всё было наоборот - он был мастер контроля.

Чего люди не понимали, так это то, что Джон Карвер - один из моих лучших друзей. Он был на моей свадьбе. Как игрок и тренер мы вместе проводили вечера вне дома, и он очень нравился мне. Тот спор перед «Мальоркой» начался за несколько часов до вылета, на тренировке, когда я припарковал машину на его месте.

Я был настоящей врединой. Возможно, даже провокатором. Я приехал на тренировку, и его там ещё не было. Он тренер и должен быть там до меня, так что я припарковался на его месте, зная, что это рассердит его. Позже я прошёл мимо него и сказал «хай», чувствуя радость за свой трюк, а он просто прошёл мимо меня, не сказав ни слова. Это заставило меня улыбнуться и подумать «работа сделана».

Моя проблема в том, что иногда я не знаю, когда остановиться, так что я продолжал злить его и не собирался тормозить. И когда мы подъехали к аэропорту Ньюкасла, чтобы вылетать на матч с «Мальоркой», он дошёл до предела, и у нас случилась стычка. Я с кем-то разговаривал и упомянул Джея Си [сокращение от английского John Carver - прим. пер.] достаточно громко, чтобы он мог услышать меня и то, что я дразню его. Он вскочил и подошёл ко мне.

Он стал орать на меня, и мы старались перекричать друг друга. Я подумал, что он превращал шутку в настоящую ссору. Людям пришлось разнимать нас. Внезапно я понял, что из меня сделали обвиняемую сторону, и вся моя беспечность растворилась, и случилась самая настоящая потасовка.

В новостях сообщали, что когда мы были в зале ожидания, предназначенном для игроков, я запустил в него кресло. Не совсем правда. Я был зол и отшвырнул кресло с собственного пути, чтобы подойти и поговорить с ним. Оно почти попало в Шея Гивена, на самом деле, но это случайно.

Бой - это не только кулаки, а что попадётся. Что угодно, что можешь взять, то и берёшь. Если теряешь контроль, всё сойдёт. Но это был не бой - просто глупости, ребячество с обеих сторон. Он вопил на меня, я - на него, но мы были приятелями, так что никто не собирался обрушивать свои удары на другого. Всё закончилось тупой борьбой на полу. Я не знал, что в это время Бобби давал пресс-конференцию на противоположной стороне помещения, так что журналисты могли слышать всю происходящую суматоху.

Кто-то позвал тренера, и он пришёл, наорал на всех, чтобы те пошли в самолёт, который уже стоял у терминала, готовый к вылету. На тот момент я совсем потерял голову. Я сказал: «Я не еду, не сяду в самолёт. Я еду домой к жене».

Бобби сказал Карверу сесть в самолёт. Он устроил ему нагоняй с вопросами о том, какого чёрта он так со мной обращался. Джей Си побрёл с опущенной головой, как провинившийся школьник, которому только что сделали выговор. Я продолжал твёрдо настаивать на том, что еду домой. Тренер обнял меня и сказал: «Пойдём со мной, сынок».

Когда мы отошли, он стал спрашивать про то, как поживают мои дети, как у них дела в школе, как моя жена. Он формулировал вопросы так, что мне приходилось на них отвечать, хоть мне и не хотелось говорить. Следующим, что я помню, было то, что я оказался в самолёте. Я думал: «как, б***ь, я сюда попал?». Если бы он сразу сказал мне идти в самолёт, если бы он приказал, я бы не оказался здесь.

Новости о стычке разлетелись моментально. Я видел, как некоторые парни стали строчить эсэмэски, когда мы приземлились в Мальорке.

В тот вечер, находясь в своей комнате в отеле команды в Мальорке, я был расстроен. В те дни мне много не требовалось, чтобы дойти до ручки. И Бобби пришёл ко мне и привёл с собой Карвера и Алана Ширера.

Сначала я подумал, что они пришли, чтобы наехать на меня всем вместе, и я приготовился. Я был готов ответить тем же. Я был как железная пружина, ожидая очередной возможности снова влезть в потасовку, и я был уверен в том, что они собирались вот-вот нанести удар.

Но сэр Бобби усадил всех нас и стал винить в произошедшем Карвера, заставил его извиняться передо мной. Джей Си рассыпался в извинениях, сказав, какого высокого мнения он был обо мне. Он сказал, что был моим самым преданным фанатом. Затем сэр Бобби сказал Алану, каким замечательным игроком я был, и Алану пришлось согласиться, а также сказать, как высоко он ценил меня. Было видно, что всё это Алан говорил стиснув зубы, и это убивало его. И Робсон не давал мне возможности спорить - я просто сидел и выслушивал комплименты. Мне очень хотелось вступить в спор, но у меня не было против чего пойти.

В следующий момент я пожимал их руки, и мы все были друзьями. В итоге я тоже извинился перед Джоном. Внезапно всё стало светло и мило, и мы снова были приятелями. Следующим вечером сэр Бобби посадил меня на скамейку. Я вышел на замену и забил практически первым своим касанием, и мы выиграли 3:0.

Так что да, он был отличным человеком. Вскоре после его смерти в июле 2009 я прочитал интервью моего друга Кирона Дайера о силе духа сэра Бобби и о его отношениях с игроками, в особенности со мной. Я улыбался, когда читал его. Всплыло множество приятных воспоминаний. Там, например, было такое.

«Было много разговоров о парнях вроде меня или Крэйга Беллами», - говорил Кирон журналисту, - «но сэр Бобби знал, как поставить нас на место. Он никогда не терял связь с раздевалкой. Один раз мы играли с „Лидсом“ на „Эллан Роуд“, и Беллерс проводил замечательную игру. К перерыву мы вели 1:0, и примерно через 60 минут тренер показал номер Крэйга, и тот ушёл с поля».

«Мы выиграли 3:0, но когда вернулись в раздевалку, Беллерс ворчал и сокрушался по поводу своих забегов, пользы, которую он приносил другим игрокам на поле, как ему нужны были голы, как его оценивали по количеству голов и так далее и тому подобное».

«Старик сказал ему «Ты заткнёшься?», но Беллерс продолжал ныть. И тогда сэр Бобби сказал: „Сынок, я раздавлю тебя, как муравья“. Беллерс был немного удивлён этим, но продолжал что-то мямлить, и в этот раз старик пошёл в атаку. Он спросил: „Кто ты такой? Роналдо, Ромарио, Стоичков, Хаджи, Гвардиола, Луис Энрике, Гаскоин - вот люди, с которыми я имею дело. А ты кто?“»

«В раздевалке стало тихо, затих и Беллерс. Потом он посмотрел на меня и сказал: „В чём-то он прав, да?“».

Я люблю эту историю. Она развевает множество мифов о Бобби Робсоне. Она опровергает идеи о том, что он потерял раздевалку, что он не мог с нами справиться, что он был отрезан от нас, что он был слабым, что мы могли заткнуть его за пояс. Он был очень проницателен и не терял своего авторитета. Об этом можете не беспокоиться.

Кирон был тем, кого больше всех обвиняли в неуважительном, по общепринятому мнению, отношению игроков к сэру Бобби, но во многих смыслах он был к нему ближе, чем все мы. Началось это ещё во время их работы в «Ипсвиче»: сэр Бобби успешно руководил той командой, а а Кирон там вырос. Иногда мне казалось, что они были даже слишком близки. Из-за того, что им было так комфортно друг с другом, они могли выражать своё несогласие друг с другом перед всеми, и другие могли неверно истолковать это как серьёзные разногласия.

Сэр Бобби был выдающимся человеком. Он мог быстро прочитать характер кого-то, и из-за того, что он был воспитан в этих местах, из-за того, что он был сыном угольного шахтёра из деревни Лэнгли Парк, в 15 милях к югу от Ньюкасла, из-за того, что ребёнком он видел Джеки Милбурна [легендарный английский футболист, отыгравший за «Ньюкасл» более 350 матчей в 40-50 годах прошлого века - прим. пер.], из-за того, что любил город и клуб, он в точности знал, чего хотели болельщики.

Это знал и Фредди Шепард, что объясняет некоторые из приобретений того времени, когда я был в клубе. Для меня эти покупки казались усладой для толпы, приобретениями, которые уведут из-под огня руководство клуба, если дела не пойдут как надо. Они не были обязательными приобретениями, которые служили лучшим интересам команды - добиваться тех результатов, которые нам были нужны.

Сэр Бобби тоже понимал толпу. Были матчи, в которых он посылал нас в атаку, когда атаковать не нужно было. Во имя атакующего футбола он иногда мог оставить защиту обнажённой. В такие времена мне было жаль четвёрку защитников, но он знал, чего хотела толпа. Будучи когда-то одним из них, он знал, как построить команду для болельщиков.

Возможно, из-за разделяемой ими любви к городу, между Ширером и сэром Бобби всегда было некоторое напряжение. Дело было не в том, что Алан работал против него или что-то в этом духе. Но они оба были местными героями, и оба были идеализированы толпой. Они работали ради достижения одной цели, но также соревновались друг с другом.

Если было нужно, сэр Бобби мог поставить меня на место, но иногда, когда я наезжал на кого-то, он прикрывал меня.

Однажды после поражения я выразил своё раздражение паре других игроков за то, что, как я думал, они провалили то, что не нужно было. Он не стал вмешиваться в спор и ушёл. Он хотел, чтобы я наехал на них.

Он хотел, чтобы кто-то из команды поднял эту тему, потому что знал, что инициатива не могла идти постоянно только от него. С ним я знал, где моё место. Я знал, что нравлюсь ему как игрок. Знал, что вписался в ту схему игры, которую он хотел от команды. Достаточное количество моих игр за «Ньюкасл» было исключительным, и во многом это благодаря ему.

Перед играми я взял за правило быть в конце команды, последним выходящим из туннеля.

У сэра Бобби были свои предматчевые суеверия: он должен был убедиться, что пожал руку каждому игроку. Так что перед многими играми мы стояли в туннеле рядом, обсуждая предстоящую игру и наших оппонентов. Он смотрел на их игроков.

«Вон тот, он уже обгадился от страха перед тобой, сынок» - так он мог сказать. Или так: «Поймай его сегодня на развороте, сынок, и ты убьёшь его».

Или: «Смотри, сынок, да он не в той форме, чтобы находиться с тобой на одном поле».

Я чувствовал себя самым быстрым игроком, чувствовал себя сильным. Из-за него я чувствовал себя непобедимым.

Много можно сказать о менеджерах, которые дают тебе такую уверенность, о менеджерах, которые пытаются построить тебя, а не постоянно нещадно критиковать.

Он разговаривал со мной так, как будто я был лучшим игроком в мире, и я выходил на «Сент Джеймс Парк», чувствуя, что сыграю, как лучший игрок в мире.

Я 5 футов и 6 или 7 дюймов в росте, но вот что я скажу: когда я надевал ту форму и стоял в том туннеле рядом с Бобби Робсоном, я чувствовал себя Дидье Дрогба.